— Конечно, — поспешно снял я кроссовки.

И пользуясь тем, что на нас не смотрят, коснулся Элькиной руки. Ласково погладил пальцы, ободряюще сжал. И замер.

Она ответила.

Глава 20. Эльвира

Сколько раз у меня останавливалось сердце, пока он сидел там перед Матрёшкой на коленях, и не посчитать.

Я прикусила щёку изнутри до крови. Стиснула руки до онемения. Но вряд ли это осознавала, пока он смотрел на свою дочь и боялся пошевелиться, как и я.

В горле стоял ком. Господи, знал бы ты!

А уж что творилось в душе, лучше бы и не знал.

Нет, время не остановилось. Но оно ломалось как тонкое стекло. Моя хрустальная стена, за которой я хотела спрятаться, крошилась на части и больно резала осколками: уже никогда не будет как прежде.

Уже никогда ничего не будет как прежде!

Он вернулся. Ворвался в нашу жизнь. И разбил возведённую мной призрачную стену вдребезги.

Но коснувшись его руки в ответ, я сказала: «Да». И он услышал.

А если кто и почувствовал неладное, то только Костя.

— Эль, что происходит? — зашёл он за мной в кухню, когда маму уложили на диван, и она попросила водички.

Я тяжело вздохнула, глядя на него. Нет, ему я не могу солгать.

— Это отец Машки. Павел Верейский.

Он вытаращил глаза. Пару секунд стоял с открытым ртом. Потом резко выдохнул.

— Вот это да!

— Угу, — кивнула я.

— И что будешь делать? — подал он стакан.

— Понятия не имею. Ничего, — пожала я плечами и протянула ему бутылку, которую так и не смогла открыть.

Вода зашипела, пузырясь.

— Нехорошо, — закрутил он на место пробку, наполнив стакан.

— Кость, — покачала я головой, — пожалуйста, ты хотя бы не начинай. Я четвёртый год выслушиваю это от родителей.

— Я не начинаю, Эль. Я, к сожалению, заканчиваю. Но если вдруг окажется, что ты, ну… В общем, я хотел бы знать.

— Ко-ость, — едва не захныкала я. Но он посмотрел на меня как никогда твёрдо.

— Если ты вдруг беременна, то от меня не скрывай. Хорошо?

— Я не беременна, — покачала я головой.

Костя сдержано кивнул.

— А давно он женат?

— Он не женат.

Белёсые брови скользнули вверх по лбу.

— Но ты же сказала…

— Да, его невеста моя клиентка. Но они расстались, — больше я ничего не стала уточнять. Мама ждала воду. А эти разговоры портили мне настроение.

Но в том, что Костя теперь знал правду, неожиданно оказалось столько плюсов.

Как-то они там между собой порешали и договорились, что вместо того, чтобы везти маму в больницу, Верейский пригласит своего мануальщика сюда.

И Костя уехал — он дорабатывал последние дни за дежурного судмедэксперта, — а Павел остался. Ждать врача, разумеется.

— Не так, конечно, я планировал провести этот день, — скривился он якобы недовольно, помогая мне разбирать мамин пакет с продуктами. Посмотрел на меня искоса и улыбнулся. — Но как же я рад, что всё сложилось именно так.

— А что ты планировал?

— Секрет, — нагнулся он к моему уху. Медленно и глубоко вдохнул мой запах.

 Земля поплыла у меня из-под ног. Голова закружилась от его близости. И от какой-то правильности происходящего что ли.

— Надеюсь, ты меня держишь? — закрыла я глаза и покачнулась.

— Всегда, — уверенно легли его руки на талию. — И ни за что больше не отпущу.

— Элечка! — Мамин голос испортил такой момент! Но меня она спугнула, а вот Верейского — нет. Он прижал меня к себе только крепче. И мы вместе узнали, что: — Там мороженное! Я же совсем забыла! Растает!

— Я убрала в морозилку, мам! — крикнула. И сначала услышала, как засмеялась Матрёшка, а потом увидела, как хитро прищурился Павел.

Ах, они там за моей спиной уже глазки друг другу строят?

— Тс-с-с! — прижал он палец и губам и пошёл на цыпочках к двери, за которой пряталась от него Машка. — Ку! — резко выглянул.

Она с визгом выбежала из своего убежища, рванула в комнату. Но он поймал её по дороге. Принёс на кухню. Подкинул, — от её радостного вопля чуть стёкла не повылетали, — посадил на кухонный стол.

— А тебя как зафут? — по-деловому убрала она ладошками растрёпанные волосёнки с лица.

Медленно-медленно, надеясь, что никто не видит, я развернулась к ним спиной и, прикусив губу, замерла у открытой над головой дверцы шкафа с бутылкой масла в руках и страшным выражением лица.

— Павел, — представился Верейский.

— Пав-лел… Пал-вил… — старалась повторить Машка, но потом явно отвлеклась на что-то поинтереснее, зашуршала лежащим на столе пакетом, видимо, усердно засовывая в него свой любопытный носик.  И вдруг переспросила: — Па?

Не помню дышала ли я, когда Верейский забрал у меня масло и сам поставил наверх.

— Ну, можно и Па, — легко согласился он, закрывая шкафчик.

Господи, как повезло тебе с именем-то, Павел Викторович!

Я выдохнула. Нет, всё же не дышала.

И увидела его сведённые мышцы на спине, когда Машка повторила:

— Па! — и вдруг ахнула: нашла в пакете книжку. Усердно засопела, вытаскивая купленный бабушкой подарок. — Я сама! — гордо отказалась от его помощи. И ведь вытащила же. — Пачитаишь мне?

— Конечно, — развёл он руками. А что ещё он мог ей ответить? Ей вообще отказать трудно, даже мне.

Ох, не завидую я тебе, Па! Будет она верёвки из тебя вить! Ой, будет!

В домофон позвонили. И Верейский кинулся открывать, а я стукнулась головой о шкафчик. С чувством. Несколько раз.

Ну вот и всё. Всё. Пути назад нет.

Глава 21. Павел

Я хотел подарить ей вселенную.

На самом деле всего лишь отвезти в планетарий, но это почти то же самое. Лежать там на мягких подушках, держа её за руку. Смотреть в звёздное небо. Понимать, что эта вселенная принадлежит нам. И мечтать. О чём-нибудь на двоих. О чём угодно, только обязательно на двоих.

Но это было куда круче, чем любой планетарий.

То, как мы вместе готовили ужин, пока мануальный терапевт работал с её мамой.

И как потом ужинали вместе.

Правда её мама, повеселевшая и ободрённая прогнозом и проведённым лечением, вела допрос с пристрастием. Элькина рука лежала под столом на моём бедре, и я её только крепче сжимал, чтобы она не переживала: я виртуозно умею уходить от каверзных вопросов. Хотя, признаться, некоторых я совсем не ожидал.

Например, про Сочи.

— Так вот, значит, где вы познакомились, — понимающе кивнула Екатерина Леонидовна и вдруг замерла, сжимая в руке вилку. — Это когда же было-то, Элечка? Напомни мне.

— В сентябре, — определил я Эльвиру с ответом, назвав и год.

Женщина понимающе кивнула.

— Значит, в этом сентябре будет пять лет. А в июне нашей…

Но Эльвира глянула на неё недобро, и она не закончила какие-то непонятные мне подсчёты и поспешила сменить тему.

— А вы, значит, бизнесмен? — всунула она Матрёшке, сомневающейся какой рукой есть, ложку в правую руку. Но та рассердилась, ложку бросила. Сползла со стула и убежала, как ей бабушка ни грозила.

— Ну, можно и так сказать, — улыбнулся я, когда снова завладел её вниманием.

— А жена ваша чем занимается?

— Моя будущая жена? — невозмутимо уточнил я. — Пишет докторскую диссертацию. И, боюсь, я вряд ли смогу правильно назвать все слова, поэтому воздержусь от названия её работы.

— О как! Похвально! Элечка тоже работает над докторской.

И если бы не впившие в моё бедро ногти, я бы решил, что моя учёная леди и не заметила странного совпадения, как её мама.

— Мам, доешь Машкин салат или я уберу? — встала она. — Она точно не будет.

— Ну, давай, давай, — подставила она свою тарелку, — не выкидывать же. У неё сейчас возраст такой, поперешный, у Машки, — поясняла она мне. — То мурлычет весь день, ластится, помогает. Вместе лепим, рисуем, играем. А то рычит свирепым тигрёнком: «уйди!», «не буду!», «я сама!». Ей скоро четыре, в…